Андрей Ливадный - Шаг к звездам [= Вспышка]

Ему бы не спешить, разобраться в своих возможностях, осознать, что иные технические решения, как и чуждые сервисные оболочки, еще не отменяют ни логики алгебры, ни принципов программирования, но реальные неудачи воздействовали на него самым удручающим образом. Это был шок, с которым не смогло мгновенно справиться его сознание. В голове засели, прокручиваясь до тошнотворной бесконечности, фразы той женщины с биржи труда: «мы попробуем подобрать вам место дворника или сантехника»…

…Вконец измученный дневными похождениями, голодный, уставший, он забрел на пустырь промышленной зоны, в районе станции метро «Обухово». Последняя фирма, которую он посетил, располагалась как раз неподалеку, и Сергей, пройдя метров триста по направлению к станции метро, просто присел на вросшую в землю железобетонную плиту.

Достав помятую пачку сигарет, он прикурил.

В душе медленно вскипала неосознанная злоба, будто время внезапно открутилось вспять и он находился не дома, а там, на чужбине…

Или это родной город успел до неузнаваемости измениться за два прошедших года? Он не мог понять, куда подевалось государство, почему вокруг царит хаос, где каждый сам за себя, всякий выживает, как может, заботясь лишь о собственном существовании?..

Позже весь период девяностых годов по справедливости назовут «перестроечным лихолетьем», но для двадцатитрехлетнего парня, который, окончив институт, сразу же ушел в армию, а затем попал в горнило необъявленной войны, все происходящее вокруг казалось диким, не укладывающимся в рамки рассудка.

Воздушные замки, если они и были, рушились, а что оставалось взамен их?

По большому счету еще не произошло ничего непоправимого, но рассудок, истерзанный войной, уже неадекватно реагировал на царящую дома гнетущую обстановку и болезненные неудачи прожитого дня…

…Начинало вечереть. Прозрачные весенние сумерки неохотно опускались на землю, голод уже притупился, сигаретный дым казался горьким, в душе было пусто и муторно…

«Завтра… Завтра начну искать снова», — подумал Сергей, делая глубокую затяжку.

Последняя попытка найти работу завела его в глубь промышленной зоны, расположенной на окраине города. Неподалеку вздымались конические трубы южной ТЭЦ, за пустырем темнели цеха асфальтового завода, к которому примыкал периметр расположенного прямо в черте города исправительно-трудового учреждения общего режима… Если смотреть вправо, то за пустыми коробками какого-то долгостроя можно было разглядеть первые огни в окнах высотных домов спального микрорайона. Все это смешивалось, порождая ощущение сюрреалистического контраста. Сергей смотрел на стремительно погружающийся в сумерки город, не осознавая, что прячет сигарету в ладони, чтобы со стороны не было видно ее огонька.

Задумавшись, он не слышал тихого, вкрадчивого шепота двигателей трех иномарок, которые с разных сторон въехали на пространство пустыря с намеренно погашенными фарами.

Давыдов очнулся лишь в тот момент, когда рядом, буквально метрах в десяти от него, приглушенно хлопнула дверка машины, затем похожий звук повторился еще несколько раз, и вдруг…

Он услышал голос:

— Дэньги привез?

Слух резануло кавказским акцентом, словно ножом.

Мышцы мгновенно окаменели, по телу вкрадчивой дрожью прокатилось задремавшее до поры безумие…

Как будто долгий, полный безвыходных мытарств день подспудно готовил его психику к мгновенному срыву…

Мышечный спазм прошел так же быстро, как возник, а тело уже жило своей, неподконтрольной разуму жизнью, — он машинально и беззвучно сполз с наклонной бетонной плиты, присел на корточки и…

Рука ощущала сосущую пустоту там, где привыкла осязать успокаивающий вес автомата. «Дома… Я дома… В Питере…»

Бесполезно.

Он едва ли слышал, что пробормотал в ответ на заданный вопрос невидимый ему участник встречи, как слух опять резанул этот голос:

— Зачэм тогда позвонил? Чэго лопочэшь, свинья? — Эти слова сопроводил глухой удар, болезненный вскрик и характерный щелчок взводимого пистолетного затвора.

— Эй, погоди, Исмаил, это я звонил тебе на трубу! — раздался еще один голос.

— Меня подставить хотели? МЭНЯ?

— Да подожди, урод! С тобой говорить по-человечески можно или нет?

— Нэт! Я говорю — нэси дэньги, значит, нэси, или я буду на куски рэзать. Как вы своих свинэй рэжэтэ!..

— Ты что, обурел? Это ты мне говоришь?

— Тэбэ!..

— Я стрелу забил, чтобы договориться по-хорошему. Ты, видно, этого не понял. Твои проблемы, Исмаил.

В ответ раздалось лишь яростное, нечленораздельное мычание, затем оглушительно хлопнул одиночный выстрел из пистолета, вслед которому раздался истошный крик…

…Сергей не владел собой уже секунд тридцать.

За это время он успел обогнуть бетонную плиту и появился на мизансцене событий в тот миг, когда сгущающиеся сумерки резанула короткая автоматная очередь.

В голове помутилось. Он не мог до конца поверить, что слышит и видит происходящее. Сознание протестовало, пытаясь заорать: «Это не Кавказ!..»

Да, это был не Кавказ. Это Питер, его родной город, практически — сердце России, но и тут слышен ненавистный акцент, а тьму рвут вспышки выстрелов. Значит, война добралась и сюда, а быть может, пришла отсюда. Сергею в тот миг было не до рассуждений…

Прошло слишком мало времени с того момента, как он в последний раз нажимал на курок, удерживая в прицеле человеческую фигуру. Его рассудок и душа все еще пребывали там, в страшных кровавых буднях, поэтому он не задумывался над собственными действиями, совершая их скорее машинально, чем осознанно.

Короткий прут ржавой арматуры, подобранный с земли, успокоил ладонь, пальцы до боли впились в холодный шершавый металл, впитывая его вес, он присел, ощущая, как струится по жилам кровь, и, когда в метре от него из сгущающихся сумерек вынырнула фигура с «АКСУ», Давыдов ударил, распластавшись в коротком стремительном рывке.

Ржавая сталь с хрустом пробила горло, выдавив булькающий сипящий вздох, а он уже вырвал оружие из обмякших рук, но тела не отпустил, крутанул его, прикрываясь агонизирующим чеченцем, будто щитом, и, мгновенно сориентировавшись на небольшом пятачке, ограниченном бамперами трех иномарок, дал две короткие, прицельные очереди — одну в Исмаила, пытавшегося сесть в машину, а вторую в его подручного, который держал на прицеле четверых застывших как вкопанные молодых парней.

Когда отгремел последний выстрел, вокруг воцарилась оглушительная ненатуральная тишина, будто весь мир вдруг накрыло темным безмолвным саваном вечного покоя, но длилось это совсем недолго — со стороны расположенной неподалеку «зоны» донесся надсадный звук ревуна, которому вдруг начал вторить назойливый ритмичный вой сработавшей тревожной сигнализации периметра.